Любая любовь просит о любви в молитвенном преклонении ладони к ладони. А безответная — просит?
Если второй ладони нет, может ли такая любовь помолиться и попросить?
Поднять вверх свою…и задать вопрос может, если на нее обратят внимание. Ведь с одной ладонью, без второй можно только спросить… или ответить на заданный урок.
Что ж, я попробую ответить.
Безответная любовь… Она не может просить, не может замолвить о себе словечко. Она и не просит. Она знает свое имя и хорошо прочувствовала его суть. Она знает свое место, но продолжает возноситься вверх. Падает и летит вновь. Оставленная без ответа, она чувствует, что в ответ ей может прийти только боль, но продолжает твердить о себе и без оглядки несет себя на крест.
Одна ладонь — не помолиться?
Одно крыло — не полететь?!
Но вопреки законам /она ведь любовь/ — она летит с одним крылом, и, молит о взаимности.
Как она это делает скажут ее соплеменницы, в кулачке подавив смешок: «Видно со скалы в пропасть падает, а нам только кажется, что летит».
Но она летит.
В целостность и неразделимость. Летит в свою вторую половину, не думая, но веря; очарованная притяжением, и сильна и слаба одновременно.
В ней, хоть и в безответной, слабость — есть сила.
Сила в ее нескончаемости. /Незакрытый гештальт просит точки, завершенности и не получает, поэтому она бесконечна/
Слабость в ее одиночестве.
Сила, в том, что если ее не предадут, она становится безусловной.
А слабость, в том, что спасаясь от гибели, несясь на одном крыле — она заболевает.
И истертое в кровь оперение разлетается на ветру не оставляя после себя ничего.
P.S. Не знаю, как чья, моя, давно потерявшая дар речи, может только инфантильно плыть в своей лодке, и, от одиночества, придумывать себе сны.
Она не знает, что еще может, кроме как проливать слезы. Слезы фантазий о ее вечности и незыблемости, и надежды о ее реальности.